Интервью
1 Мая 2018

«После МЧС я планировал работать в ментовке». 4 года назад он служил в армии, а летом заиграет в РФПЛ

Интервью Марата Быстрова.

Марату Быстрову – 25, он – левый защитник «Тамбова» и один из хедлайнеров ФНЛ. За последний год им интересовались «Зенит», ЦСКА и «Локомотив», хотя еще в 2013-м Быстров бегал в Магнитогорске в любительском чемпионате России и работал официантом в кафе, после чего ушел в разведку. Там он год не играл в футбол и почти забыл о профессиональной карьере.

Александр Головин встретился с Быстровым и расспросил о детстве в степях Казахстана, драках с пьяными азербайджанцами и дедовщине.

– Ты ведь не чистый казах?

– Метис. Отец – русский, мама – казашка. Причем она из Челябинской области, а папа, наоборот, из Казахстана. Во время учебы мама поехала в эту страну. Там родители познакомились и поженились.

– Себя кем чувствуешь?

– Что-то одно не принял, уважаю обе национальности. В семье вообще нет разделения – никогда не чувствовал, что родители из разных народов. Общаемся на русском, мама может что-то сказать по-казахски. Папа выучил некоторые слова, шутит. Я понимаю, но много не говорю. Вот раньше хорошо знал, до шестого класса изучал язык. Паспорт у меня только русский.

– А вера?

– Не определился. Не крещенный и не мусульманин. Из-за этого не стали с женой особо отмечать свадьбу. Расписались перед Новым годом. Она чистая казашка, поэтому родители – ее и мои – хотят свадьбу, но это очень тяжело. Если делать по обычаям ислама, надо серьезно ко всему отнестись. Мы ведь даже изначально неправильно поженились. Я должен был невесту своровать или калым за нее отдать. Раньше с будущими женами родители знакомили в детстве. Сейчас все не так серьезно, но все равно есть традиции. Мы просто встречались, расписались и посидели в ресторане.


– А надо собрать 300 человек за огромным столом?

– Все верно – весь аул. Родители хоть и живут в России, но в их деревне много казахов. Собираешь их и отмечаешь.

– Бывают же моменты, когда просишь что-то у бога. К кому обращаешься?

– По-разному. Обычно внутри себя что-то проговариваю. Не молюсь, не крещусь. Хотя ходил и в церковь, и в мечеть. В храме ставил свечки – папиному брату, дедушке. В мечети был меньше – еще до армии.

***

– Ты родился в маленьком поселке. Что за место?  

– Большевик, Костанайская область. Жил там до шестого класса. Часто вспоминаю то время, смеюсь, потому что жизнь была другая. Папа работал в совхозе – следил за скотом, сено косил. Часть зарплаты получал наличкой. Не всю, но какую-то часть – талонами на хлеб или арбузами. Мама – диспетчер. Слушала указания от акима совхоза и по рации передавала их комбайнерам и трактористам. Зимой работы не было – заготавливали дрова. Это незаконно, но жить как-то надо. Ехали в леса на телеге или санях, рубили, всю зиму продавали.  

Жили мы около стадиона. Дом, забор – перепрыгиваешь через него – и поле. Поэтому и начал играть. Мама еще купила бразильскую футболку Зубастика-Рональдо. Я приходил из школы, убирал за скотиной, приносил воду и бежал в этой майке на стадион. Все детство так провел. Одноклассники-то пахали – с утра до вечера помогали родителям. А мои говорили: «Марат, иди. Мы все сами сделаем». Хотели, чтобы мы с сестрой чем-то увлекались.

– Домашнее хозяйство было большое?

– Приличное: лошади, коровы, телята, гуси, утки, свиньи. Мне очень нравилось их кормить. Всегда хотел это сам делать. Доставляло удовольствие, что даю пищу.  

– Роды принимал?

– Только видел, как это происходит. Помню, спал ночью, папа забежал к маме: «Света, корова телится». Мы с сестрой пошли смотреть. Из коровы выходил маленький теленок. Ей тяжело, но не скажешь же тужиться. Когда показалась голова и ножка, их привязали к веревке и стали тянуть.

Животных я вообще люблю. Никогда не рубил курицу. Как и мой дедушка. Ему 85, он не колол ни разу. Не хотел грех на душу брать. Подходил к внуку – моему двоюродному брату: «Держи нож, руби». А сам отворачивался. Вот и я такой же. Сейчас дома четыре кошки. А однажды у нас в поселке украли лошадь – Малыша вывели со двора.

– Это его имя?

– Да. Мы давали их коровам и лошадям. И обычно закрывали в сарай под замок, а в тот день папа пас на жеребце и заметил, что он хромает. Оставил на улице. Ночью его похитили. Собаки лаяли, но мы почему-то не обратили внимания. В деревнях же всегда лают.

Семья так переживала, что мама пошла к гадалке. Она сказала: «Вы найдете вора. Его сдаст женщина». Не поверишь, но все так и произошло.

– Расскажи.

– Мужчина, который украл, дома поругался со своей мамой. Та вызвала милицию. Они приехали в квартиру – висит уздечка. Стали задавать вопросы. Он отвечал непонятно что, и мама его сдала. В итоге посадили, но лошадь не вернули. Он зарезал ее и сдал на мясо.


– Говорят, когда режут свиней, слышать их визг невозможно.

– Это правда. Я всегда уходил. Возвращался, когда уже ошмаляли (опалили – Sports.ru). Потом делили на куски. А один раз в Казахстане долго не было дождей – баранов в степи резали всем совхозом. Вызывали осадки таким образом.

– Мясо из магазина с деревенским не сравнить?  

– Вообще разные вещи. Родители до сих пор ничего не покупают – все свое из деревни. Кто-то режет лошадь, они договариваются и половину забирают себе. Раньше тоже так делали в совхозе. Скучаю по тому времени. Недавно ездили играть в Оренбург – он рядом с Казахстаном. Я вышел из самолета и почувствовал запах степей. Они ведь пахнут по-другому, чем-то родным.

– Самое яркое воспоминание из казахского детства?

– Раньше в этой стране часто выключали свет. Вечером родители зажигали свечи, укладывали нас с сестрой и рассказывали сказки. А зимой с утра они уезжали на бричке продавать молоко. Я просыпался, будил сестру. Вместе топили дровяную печь, убирались, она готовила – и смотрели в окно. Дом стоял на окраине, рядом гора, на ней телевышка – сразу видно, когда кто-то едет из города. Лошадь появлялась – мы бежали встречать родителей. А летом мама часто использовала велосипед. В это время молоко быстрее киснет – она садилась и быстро ехала в город.

– Твоя семья считалась бедной?

– Средней. Были богатые, кто ездил на машине и не заготавливал дрова. Но и мы нормально жили.

– На бутсы хватало?

– Первый раз в них сыграл в Магнитогорске лет в 14-15. До этого – в кедах. Всегда знал, что их и мяч подарят на день рождения. Другого и не надо – взял и побежал играть. У нас же какое правило было – играем все, мяч покупаем по очереди. Порвался – очередь следующего.

– Что стало с друзьями?

– Лучший друг работает в МЧС. Другой все лето заготавливает сено, потом продает. Еще один – автомеханик. Все при деле – спившихся нет. Вот в поселке разруха. Приезжал в него два года назад на свадьбу друга – люди в основном уехали, домов осталось мало. Наш дом сломали, хотя он офигенный. Когда продавали его, родственники из России говорили, что такой же будет стоить в два-три раза дороже, чем их. Но в Казахстане по российским меркам мы получили за него копейки. Не хватило даже на половину подобного дома – сказалась большая разница в ценах.


– Твоя семья уехала тоже из-за разрухи?

– Ну да. Совхоз обанкротился, работы не стало. Плюс позвали родственники по маминой линии. Родители подумали, все продали и в 2005-м со мной и сестрой переехали в Россию – под Магнитогорск.

***

– Правильно понимаю, что в Казахстане ты играл только во дворе?

– Да. Мы бегали, проводили турниры между деревнями. Каждый день играли класс на класс. В один момент Толик Кузнецов – он старше лет на семь – организовал мини-секцию при школе. Видел в нас какой-то потенциал. Ему выдавали ключи от спортзала, мы тренировались. Как-то раз поехали с ним на соревнования в район. Я хорошо отыграл – с другом, который сейчас в МЧС, позвали заниматься в город. Вдвоем ходили на тренировки пешком.

– Далеко?

– Восемь километров. Часть шли, часть бежали. По пути обгоняли учителей, которые возвращались из школы в город. Иногда кто-то подбрасывал на машине или сажал на лошадь, но чаще – весь путь на ногах. Приходишь на тренировку уже измученный. Побегал, а потом ведь обратно возвращаться.

– Как долго это продолжалось?

– В город позвали месяца за два до переезда в Россию. Но мы и до этого ходили по восемь километров – не обязательно на тренировки. Просто, чтобы поиграть с кем-нибудь. Забивали футбольные стрелки, играли против городских. Дальше они к нам приезжали. А тогда меня пригласили именно заниматься. И все так быстро пошло.

– В смысле?

– Первый областной турнир в составе города, потом второй. Перед ним еще думал, ехать или нет. Папа тогда уже переехал в Россию, а мы остались, чтобы дом продать. Мама сказала: «Время есть – давай». Поехал на четыре дня в Костанай, хорошо отыграл. Сразу позвали в команду области на республиканский турнир. Но туда уже не попал. Хотя даже в Россию звонил тренер из Казахстана, звал сыграть за область.


– Ты учился уже в шестом классе. Почему никто раньше не замечал?

– Сам не понимаю. Понеслось только с первого турнира. Забил на нем много, получил грамоту и 100 тенге. Сейчас это 20 рублей, но тогда можно было взять хлеб, килограмм сахара и еще останется. Вот булочка в школе стоила 5 тенге, компот – 4. Так что для меня та сумма – офигеть как много. Купил домой печенье, сгущенку.

Родители радовались – они мне очень помогали. Когда первый раз позвали на область, стояла зима. Выезжать надо в 4-5 утра, потому что сбор в 6. Таксисты просили дорого, друзей мама с папой просить не хотели. В итоге запрягли сани, лошадь. И повезли сами. Доехали до окраины города, дальше мама повела на стадион в центр. Там посадила на командный автобус до Костаная.

– Когда попал в город, понимал, что лучше всех там?

– Не задумывался. Я просто забивал много. Из-за этого позвали на республику. Помню, играем перед этим с «Тоболом». Все – в бутсах, я – в кедах. Первый раз в жизни вижу искусственное поле. Проигрываем 0:4, и за пять минут забиваю три мяча. В сумме за три матча – семь-восемь. Я тогда хава играл и за счет скорости убегал. Конечно, тренер подошел, стал спрашивать, кто такой. И пригласил.

При этом не было такого, что я всех возил. В нашей деревне знал пацанов сильнее себя – техничнее, атлетичнее, быстрее. Но их съедала рутина. А мне один человек сказал: «Никогда нельзя предавать свою мечту». Ракета тратит больше всего топлива при взлете. Чтобы чего-то добиться, надо идти до конца. В самом начале убиваться и убиваться. Многие не понимают этого, перестают верить. Я не переставал, знал, чем хочу заниматься в будущем.

– Получается, до 12-13 лет ты играл сам по себе. Возникали проблемы из-за этого?

– Конечно. Тренер в Магнитогорске сразу сказал: «У тебя школы нет, культуры паса». При передаче я даже опорную ногу неправильно ставил. Левой вообще ничего не мог сделать – ни ударить, ни отдать. Впервые столкнулся с теорией. В Казахстане не было ничего подобного. Никаких установок – просто взяли мячи, побегали вокруг поля и начали играть. А в СДЮШОР вели тетради, писали правила футбола. Серьезнее стало.

Тренер понимал, что мне непросто. Много возился, учил с нуля. Ребята на тренировках занимались одним, а мы с ним все занятие пасовали друг другу. Или он приходил раньше, я сдавал ему зачеты. Стена – на ней цифры. Бил правой, потом левой. Приходилось не только точно ударять, но и с правильной техникой. Делал что-то неправильно – начинал сначала.

– Ты один был таким?

– Да, остальные умели это с 6-7 лет. Все же городские, кроме меня и одного парня из района. Из-за этого на тренировки приходилось добираться 40 километров на автобусе.

– Так далеко?

– Когда переехали в Россию, пошли сначала в районную секцию. Но там почему-то не захотели меня брать. Сказали, что лучше обратиться в Магнитогорск. В городе тренер сразу повел на поле, дал мяч: «Набивай». В деревне мы все это умели – набил раз 600. В тот же день неплохо провел игру, он сказал: «Будешь заниматься. Сколько раз сможешь – столько и приходи».


Тренировки шли шесть раз в неделю, но у меня получалось только два. Третий – на игру. Дорога – это ведь затратно. Туда, обратно, покушать – это 300 рублей в день. Плюс родители боялись отпускать одного, старались сопровождать. То есть траты надо умножить на два. А папа рабочим получал 8-10 тысяч. Мама сначала занималась коммерцией – возила вещи из Алма-Аты. Брала подешевле, в России продавала дороже. Потом не работала. Приходилось тяжеловато, поэтому в 7-9 классе я тренировался меньше остальных. Когда поступил в колледж и переехал в город, стало легче.

– Что за колледж?

– Политехнический. Пошел на техника сварочного производства. Практику на магнитогорском комбинате проходил. Еще года два-три назад сказал бы, что умею варить. Сейчас надо руку набивать. Теорию помню, но не уверен, что заварю шов.

Во время колледжа стал больше тренироваться. Изначально уходил из школы, чтобы переехать в город и серьезнее заняться футболом. Близился выпуск, надо было попадать в команду на КФК. Иначе какой смысл в том, что всю жизнь тренировался? К концу первого курса, лет в 17, все получилось. Меня и еще четырех человек из 1992 года взяли в команду. Двоих через пару месяцев отчислили, третий пошел в армию. А я остался, даже деньги платили.

– Сколько?

– Две тысячи рублей в месяц. Еще выпускали под премиальные – 500 рублей. Жил так года полтора, думал: «Ну вообще четко». Мне ведь еще 460 рублей стипендии платили. Когда первый раз зарплату получил, с пацанами из общаги купил еды на тысячу. Остальное потратил на подарки домой. Потом, кстати, зарплату повысили: сделали 4300, 7000 и в конце 15000.

– Как жилось в общаге?  

– Офигенно. Соседи оказались спортсменами – один каратист, двое биатлонисты. Весь день на тренировках. Вместе собирались только вечером. Культурно себя вели. Даже каратист Марат, который любил поддать, как-то сказал: «Как же мне повезло, что с тобой жил – тем, кто не курит и не пьет. Я смотрел на тебя и тоже бросил». Хотя в общаге многие пили, курили. Музыка громко играла. Кто-то ментов вызывал. После десяти вечера в здание не войти и не выйти. Люди со второго этажа выпрыгивали, чтобы погулять. Потом лезли обратно.

– Главная жесть за два года?

– Пацан насрал коменданту под дверь. За то, что тот сдал преподавателю. Помню, выхожу с утра из комнаты в коридор – вонизм жесткий. Всех построили потом, разбирались.

***

– Одно время ты работал официантом в кафе. Как это получилось?

– Целая история. Еще во время учебы в колледже ездил на просмотр в «Носту» в ПФЛ. Не взяли. В 20 лет я закончил учиться и понимал, что и дальше играть на КФК не вариант. Решил идти в армию. Только на медкомиссии почему-то забраковали по здоровью. Не совсем, но дали отсрочку до осени. То ли перебор с людьми получился, то ли поздно пришел. В общем, летом 2013-го остался без дела, и в этот момент позвонили из Тобольска. Там команда тоже на КФК, но задачи выше, чем в Магнитогорске, и денег больше.

Поехал туда, но совсем не пошло. Сначала играл, потом тупо сидел на лавке. Осенью сам ушел. Приехал домой и стал думать: «Что дальше делать? Есть образование, нет военника, с футболом как-то не идет». Решил еще раз съездить на просмотр в ПФЛ, но для начала снять квартиру в Магнитогорске. Общага-то закончилась. Дальше понял, что тренировки – это всего два часа в день. Чтобы не сидеть без дела, устроился официантом.

– Куда?

– В азербайджанское кафе «Алмаз». Работал с часу дня до пяти утра. Повезло, что администратором оказалась землячка. Если вечерняя тренировка, она отпускала с шести до восьми. Все равно до девяти вечера в заведении два-три клиента. Основной поток шел под ночь и до утра.

В кафе я работал три-четыре месяца. Сначала приходилось очень тяжело – постоянно на ногах, колени ужасно болели. Потом привык. Зарабатывал 500 рублей за смену, плюс чаевые. Дошло до того, что появились постоянные клиенты. На выходных ночью сплю дома в деревне – звонок: «Марат, забронируй столик, мы сейчас придем». Но многие наоборот офигевали, что работаю официантом. В городе я считался хорошим футболистом, и тут с подносом – как так? Тренер сказал: «Ты чего позоришься?» – «Как могу, так и зарабатываю. Это мое дело».


– Самая запоминающаяся история из кафе?

– В основном все негативные. Постоянно были драки, я и сам подрался с посетителями. Пришли толпы молодых пацанов, посидели, нахамили и ушли. Точнее, их выгнали, потому что напились. Моя землячка выгнала. Через час приходят еще более бухие, вообще никакие. И давай ей предъявлять. Подхожу, хочу нормально пообщаться: «В чем дело? Почему? Как?». Тут мне нежданчик прилетает в дыхалку. Снимаю фартук и понеслась. Тут же выскочили пацаны, которые со мной работали, охранник. И снова их выгнали.

Часто дрались армяне с азербайджанцами. Если армян пришел в наше кафе, то понятно, что обязательно что-то случится. Они специально приходили, наверное. Даже парни, с которыми тренировался, удивлялись: «Марыч, ты че? Мы это место стороной обходим. Там постоянно происходит нехорошее». И рассказали про национальные конфликты. Я ответил, что нет разницы, какой национальности люди, если они хорошие.

– Что происходило в кафе, кроме драк?

– Разные истории. Например, приходит девушка с парнем или мужем. Набухаются, танцуют, сидят. Ее парень идет в туалет, она в это время сосется с другим. Он выходит – она от того в сторону. Парень опять уходит – со вторым сосется. Так дико это! Не по себе становилось. Для меня верность и порядочность – превыше всего.

– Не понял – она сосалась с первым встречным?

– Да. Я до этого никогда не видел ночную жизнь. Там увидел и просто в шоке был. Не скажу, что прям повсеместное бл##ство творилось, но люди бухали жестко. Еще обманывали. Суть в том, что за каждым официантом закреплены определенные столики. Иногда вообще никого нет. Но когда зал полный – на тебе четыре-пять столов. Оплата после того, как люди посидели. Так они уходили и не платили.

Две девки как-то пришли, такие культурные сидят. Барменша говорит: «Следи за ними» – «Да нормальные, не уйдут. Пацаны могут, девки нет». Особо не обращал внимания. Потом смотрю – их нет. Посидели на два рубля и смотались. А все шло за счет моей зарплаты. В другой раз пацаны вообще посидели на 7-8 рублей и свалили. Хорошо, что заочно знал одного из них – решили вопрос. Сделал звонок, встретились, он отдал наличку.

 Охранник вообще не следил?

– Да он чудной, со странностями. Как будто воевал и что-то с головой. Ну, дурачок. Помнишь серию «Универа», когда Кузя охранником работал в кафе? Этот – такой же. Ходил и просто кайфовал от того, что он охранник.

– Почему ты ушел из кафе?

– Начался сезон в КФК. До этого я только тренировался – на зарплату не ставили под конец сезона, чтобы зимой не платить. И я просто бегал на занятиях, чтобы держать форму. Через тренера съездил в пермский «Октан» на просмотр – они тогда играли в ПФЛ. Там сказали, что физически слабый. В этот момент окончательно понял, что пора идти в армию. Перестал работать, поехал в деревню. Был март – призыв еще не начался. И меня пригласили на ставку в «Магнитогорск». Согласился на пару месяцев. Отыграл за него несколько игр.

Особенно запомнил выезд в Златоуст. Добирались туда на большом автобусе, по пути остановились в туалет. «Все зашли обратно?» – «Ага» – «А где Када?» – «Да сзади» – «Ну тогда вперед». Када – это Денис Кадышенков, игрок.

Приезжаем на стадион, некоторые спрашивают: «Када-то где?» – «Да в раздевалке». Все вроде видели, хотя никто не видел. Но сумка его стоит, в ней телефон, деньги. Установка – он в составе. Ищем глазами – нет в комнате. Все в шоке. Оказывается, остался на остановке. Пошел в туалет и не успел обратно. Потом рассказывал: «Выхожу из леса – вы едете уже. Кричу, бегу, никто не слышат. Поймал попутчика и поехал домой – туда было ближе, чем на игру». А вместо Кады вышел парень и забил два – мы выиграли 3:2.

– И ты пошел в армию?

– 25 мая 2013-го провел последнюю игру. 26-го – проводы. На следующий день ушел. Очень хотел в морскую пехоту. Ждал момента, когда приедут покупатели – они смотрят личное дело и забирают в определенные войска. Но меня почему-то никуда не позвали. Пошел в спортроту. Объяснил там, что футболист. Ответили, что надо быть минимум КМС – отказали. И направили в минометную батарею. Недели две там служил, ходил недовольный. Сказал прапорщику, что хочу в спорт или разведку. В разведке голубая тельняшка – это же самое классное для солдата. Он такой: «Я тебе устрою!». Был против.


Недели через две и правда пришли люди из разведки. Сказали, что желающие могут записаться. Прапор объяснил: «Если узнаю, что кто-то записался – убью. Со второго этажа выкину». Я не испугался. Скоро пришел сержант со списком и забрал всех желающих поменять часть. Пошла нормальная служба. Я ведь хотел чему-то научиться, а не бордюры красить и с минометом бегать.

Армия вообще добрые и веселые воспоминания оставила. А истории, которые там приключилось – обыденные. Хоть могут и звучать страшно. На самом деле ничего плохого не случалось.  

***

– Первая ассоциация с армией – это деды. Прессовали?

– Не особо. Бригада в Чебаркуле вообще была показательной. В ней находился военно-следственный отдел, который за всем следил. Это раньше тебя нахерачат – никто не узнает. Сейчас люди из ВСО синяк увидят – сразу заберут, будут разбираться, кто это сделал, как. Дембеля боятся. Если бьют, то не по лицу. Хотя одного пацана все равно нахерачили по морде. Кто-то из роты всучил – передал ВСОшникам, что такое произошло. Офицер пришел проверять. Пацана пришлось прятать в комнате под кроватью.

– Тебя били?

– Другое приключилось. Еще в минометке ко мне в комнату пришел дембель: «Будешь завтра с утра мыть мой кубрик». Кубрик – это комната, она должна быть вымыта у каждого. Мы тогда жили не все вместе в располаге (общее пространство с десятками кроватей, где ночуют солдаты – Sports.ru) , а именно по комнатам.

Дембель еще такой здоровый – борец, татарин. Рашид звали. Ничего в ответ ему не скажешь. Сижу: «Что же делать?». Если помоешь сам, то покажешь, что ты слабый. Вспомнил, что в армии есть тема: «Не можешь сам – заставь другого». Решил пройтись по кубрикам и заставить кого-то из молодых. Хотя сам такой же.

Захожу в комнаты – все пацаны нормальные, как их заставить? Как-то выбрал одного, рыжего. Говорю: «С утра моешь кубрик» – «Почему?» – «Мне задачу поставили, я тебе ее ставлю» – «С хера ли? Я не буду». Сцепились, подрались. Лежу сверху: «Моешь?» – «Не мою». До последнего отказывался. Пацаны разняли, но я сказал: «Не успокоюсь. Не помоешь – тебе еще хуже будет». И пошел к себе. Опять не знаю, что делать, как дальше быть. Через час заходит он.

– Что говорит?

– «Какой кубрик?». То есть человек сломался. Если бы стоял на своем, я бы его не тронул. Сам бы тоже не пошел – меня бы побили. А его – нет. Но он прогнулся, пришел мыть. Тут забегает татарин: «А почему не ты?» – «Рашид, не хочешь ты – заставь другого». Он ушел, и так невзлюбил меня. Я же еще телефон ему не отдавал. Он собирал со всех молодых. А я прятал. Отбой, он забегает с другом армяном: «Казах, качайся». Я отжимаюсь, армян следит. А татарин бегает и ищет: «Если найду – сгною тебя. Все сдали, кроме тебя». Но ни разу не нашел, потом отстал. А перед дембелем подошел: «Слушай, я тебе уже ничего не сделаю. Давай по чесноку, есть телефон?». Беру табуретку и достаю его из люстры. Татарин просто в шоке.

– А зачем ему телефон?

– Мини-дедовщина. Она во многом проявлялась. Ездили на стрельбы – ночевали в поле с калашом. Спишь, пацан ходит и забирает у тебя шомпол или магазин. Вечером сдаешь оружие – чего-то не хватает. Он нарезает тебя на бабки. Рубль за это, рубль за то.

– Если нет бабок?

– Рожаешь. В армии это значит, что находишь, ищешь. Просишь прислать из дома, отдаешь с зарплаты – две тысячи в месяц.

Когда попал в разведку, случилась другая история. Вечером стоим и стираем свои носки. Заходит бухой сержант-контрактник, бывший ВДВшник: «Сигарету мне!». Пацаны побежали искать, а я говорю другану из Новосиба: «Стой!». Сержант такой: «А вы че, самые о##евшие?» – «Да нет» – «Упор лежа принять». А это туалет, душевая, умывалка. В армейке падать там стремно. То же самое, что мыть туалет. Говорю: «Здесь не будем. На центральном проходе упадем, тут – нет». Прибегают те пацаны: «Товарищ сержант, сигареты-сигареты». Дали ему. Он смотрит на нас: «Вы идите». А на тех: «А вы – упор лежа».


– Как в таких условиях прожить год без женщины?

– Сначала тяжело, потом нормально. Да и говорят, что в еду подсыпают что-то, чтобы не хотелось. Еще до армии слышал, но так и не узнал – правда или нет. Плюс нет сил об этом думать. Вечером же приходишь никакой – так умотаешься за день. В армии говорят одно, на самом деле надо другое. Помню, как через всю бригаду таскали какие-то железки. Узнаем у прапорщика: «А нам точно нужно это таскать?» – «Конечно». Пообедали, он зовет нашего сержанта: «А, все-таки не надо было. Несите обратно».

– Самое тупое задание, которое выполнял?

– Рвал одуванчики, чтобы они вид не портили. Просто ходишь по газону и срываешь их. Еще в армии такая дисциплина, что все должно быть одинаково. Доходило до того, что в каждой тумбочке каждого кубрика должны в определенном порядке лежать зубная паста, щетка и бритвенный станок. Если у кого-то лежит не так – пожар. Значит, каждый выносит из комнаты все имущество – кровать, матрас. Моет комнату с пеной, заносит обратно. Начинается новая проверка. И обязательно из 99 человек найдется один тупой, кто положит не так, как надо. Повторно все выносишь, моешь и опять затаскиваешь.

Проверки любили устраивать ночью. В 10 отбой, но тебя сразу поднимают. Смотрят на тумбочку, внешний вид. У одного не так – ночь все стоят в проходе. Человек в этот момент стирает вещи, сушит. Заканчивается процесс в 5:45. Через 15 минут дневальный кричит: «Рота, подъем!». Начинается трудовой день.

– Это разве нормально?

– После такого закаляется дисциплина. Если сейчас бывает тяжело, сразу вспоминаю Казахстан, как зимой ехал на бричке или бежал в город. Или армейку. В этот момент понимаю, что происходящее на гражданке – такая фигня. Понятно, что здесь надо самому решения принимать, а не приказы выполнять. Это тяжелее. Но в плане физической нагрузки, давления и дисциплины на гражданке проще.

Не жалею, что пошел в армию. Служба реально понравилась. Самая счастливая фотография – из армии. Бежали тогда марш-бросок в поле. Дожди, огромные лужи. Нас вывели из палаток и приказали бежать. В карманах у кого что – телефоны, какие-то вещи. Но пришлось подчиниться. Первым бежал офицер в тельняхе, нырял в грязь. Мы должны за ним. Ползли по слякоти, жесткой земле. Взбирались на гору. Все чумазые, у многих телефоны потом не включались. Но мы сфоткались и я считаю, что это самое радостное мое фото.

– Если не брать дисциплину, какие навыки разведчика ты получил за год?

– Горная подготовка – как двигаться наверх, спускаться. Прыгать с парашютом, укладывать его. Мы делали 11 попыток, но прыгали всего дважды. Первый прыжок – 600 метров. Второй – 800.

– А другие девять раз?

– Не получалось. То из-за непогоды, то у вертушки (вертолета – Sports.ru) топливо заканчивалось. Кстати, впервые мы прыгнули на День ВДВ. После этого нам сразу вручили голубые тельняшки. Это чуть ли не лучший день в жизни. Это гордость. В ней ты по-другому себя ведешь.

– Отмечаешь сейчас 2 августа?

– С пацанами поздравляем друг друга. Все хотим прыгнуть в этот день, но никак, потому что сезон идет. В основном празднуем 5 ноября – день военного разведчика. Дома висит флаг этой организации. Если меня нет в этот день, отец с утра поднимает флаг на флагшток. Прямо на доме. У нас в деревне все так – кто и где служил. А когда играл в «Челябинске», 5 ноября уже наступал отпуск. Садились с парнями в машину, грузили армейскую музыку, флаги и давай гонять. Отмечали.


– В армии ты часто играл в футбол?

– Первые полгода вообще нет. В спортроту ведь не попал. Потом имелась возможность попасть туда. Бежал кросс для перехода в разведку – 3 километра. Выбежал из 10 минут. Хотя 10:30 – это уже 100 баллов. Подошел чувак, который не взял в спортроту: «Давай к нам» – «Нет, я в разведку». Месяцев через шесть познакомился с пацанами из той роты, играл с ними в футбол. Выделялся, всех обыгрывал. Меня стали звать на тренировки. Даже как-то вытащили сыграть за бригаду на турнире в Тольятти, но начальство не отпустило. Сказало: «Ты и так всегда про##ываешься. Постоянно освобождают тебя от дел из-за тренировок». Я ведь даже против офицеров играл – они забирали меня из роты.

– Возил их?

– Да, хотя командир бригады хорошо играл. Тогда он был полковником, сейчас генерал-майор. За Крым повысили.  

– Крым при тебе забирали?

– Ага, 2014 год. Пацанов-срочников у нас отправляли туда. Все зависело от должности. Я – разведчик-радиотелеграфист. Такие не требовались. А вот разведчик-снайпер и разведчик-пулеметчик поехали. Всего человек 20, рядовые. Потом приехали, но ничего конкретного не рассказывали. Говорили, что просто тусили на границе где-то под Ростовом.

***

– Какие планы были после дембеля?

– Начал строить их еще в армейке. От режима набрал там десятку, стал весить 80 килограммов. Кормили хорошо. А если поварам еще сигарету купить, то мутили они нормально – кучу булочек давали, молока. Сидишь вечером, топишь печку-буржуйку в палатке и хаваешь. Но к дембелю надо было приходить в форму. В марте сам начал бегать кроссы.  

В апреле пообщался с друзьями-МЧСниками. Двумя братьями. Они держали под меня место. Сказали: «Придешь в мае – тебя возьмут». Про профессиональный футбол забыл. Понимал, что это нереально. Из года в армии тренировался всего месяца три. И то – один-два раза в неделю. Решил играть на КФК, параллельно работать.

Вернулся домой 27 мая. На следующий день поехал в МЧС. Предложили график сутки-трое. Говорю: «А можно еще на КФК играть и за вас в соревнованиях участвовать?» – «Конечно!». Думаю: «Ну вообще четко». В тот же день пришел в «Магнитогорск», меня вернули в команду. 30-го уже поехал играть за них в Коркино – это под Челябинском. Столько желания было! Бегал без остановки, забил гол, сыграли 2:2. На матче присутствовал руководитель «Челябинска» из ПФЛ, просматривал нашего пацана Славу. После игры Слава заходит в раздевалку: «Марат, тебя тоже зовут» – «Прикалываешься?». Выхожу – стоит Михаил Григорьич Шафигуллин.

– Руководитель?

– Он. Говорит: «Приезжай на сборы» – «Не поеду» – «Почему?» – «Только на работу устроился, четыре дня назад из армии вернулся». У него огромные глаза: «В смысле?» – «Срочку отслужил, надо работать» – «Ну а сколько ты будешь устраиваться?» – «Медкомиссия длится где-то месяц» – «Приезжай на недельку».

Пацаны и родители уговорили – поехал. Даже бутс своих не было – звонил в Челябинск Сане Мирошниченко, который до этого играл в Магнитогорске, просил его. Приехал на вокзал – встречает человек из клуба. Я как давай возить его по городу, искать бутсы Сани. Город же не знал совсем. Чуть на занятие не опоздал. В итоге успел, неделю потренировался, сыграл товарищеский матч с «Уралом». Как и Слава. Но нам ничего не говорят. Я собрался домой. Перед этим набрал Шафигуллину: «Уезжаю» – «Давай еще неделю» – «Да хорош, мне комиссию надо проходить. Люди место держали» – «Максимум неделя. Отыграй с «Тюменью», и мы скажем».

– Твоя реакция?

– Остался. Провел первый тайм, получил травму – потянул заднюю. Пошел на трибуну, там Шафигуллин: «Хотим тебя оставлять. Контракт на три года, говори зарплату». Хотел 30, дали 25. Но с условием – буду играть, будет повышение. В МЧС выходило бы 30, плюс еще 15-20 набирал бы на КФК. Думал еще сразу поступить на юриста в вуз, получить нормальное образование, чтобы потом идти в ментовку. Но выбрал футбол. Позвонил пацанам, которые держали место. Объяснился. Они нормально восприняли: «Играй в футбол, тем более лига профессиональная».

– Заиграл сразу?

– Первые семь игр сидел. Один раз только вышел на две минуты. Понимал, что это другой уровень, надо терпеть. И шанс появился. После первого тайма горели 0:1 последней команде – «Спартаку» из Йошкар-Олы. Потом вообще 0:2. Тренер сделал замены. Я тоже вышел и забил победный гол. С тех пор стал играть постоянно.

– То есть почти год даже не тренировался и сразу стал равным игрокам «Челябинска»? Как это возможно?

– Ну не равным. Простой пример: когда приехал на просмотр, основная команда что-то делает на поле, а я – в стороне. Просто с тренером и Славой мяч пинаем друг другу. Не задействованы сначала были в упражнениях. Я железно отставал. Это стало стимулом. Видел, что умеют пацаны. Хотел достичь того же. Глаза горели. Оставался после тренировок, понимал, что надо расти, подниматься выше.

Хотя сам переход в профессионалы стал космосом, конечно. Раньше думал, что это предел мечтаний. Говорил другу: «Играть бы в области во второй лиге, зарабатывать нормальные деньги, и ничего больше не делать». Но как начал, осознал, что можно прибавлять дальше.  

– Почему до этого не получалось? Ты же ездил на просмотры.

– Был футболистом КФК, никому не нужен. Даже в «Челябинске» тренер сначала сказал: «Че вы привезли мне КФКашных?». Стало так неприятно. Хотя я правда отставал. Выше КФК, но ниже ПФЛ. Только желания много. Плюс Шафигуллин сам служил. Он простой деревенский парень, ценит таких – трудолюбивых, кто пашет.


– Сейчас видишь перед собой предел?

– Нет. Андрей Талалаев говорит, что совершенствоваться можно всю карьеру. Похожая фраза есть у Зидана.

– То есть летом реально оказаться в РФПЛ?

– Вполне. Только надо, чтобы дали шанс. Получится или нет – зависит уже от меня.

– «Тамбов» на тебя как вышел?

– После двух сезонов в «Челябинске». Тогда поступало много звонков от агентов, клубов. Все хотели, чтобы с ними работал. Стоял выбор: сразу на контракт в «Тюмень», «Факел» или на просмотр в «Тамбов». Выбрал это вариант – он оказался самым конкретным. Талалаев лично звонил. Спортивный директор Павел Худяков оказался очень заинтересован во мне, настойчиво звал, все очень грамотно и профессионально сделал. Я провел с командой один сбор, на втором уже заключил контракт. И уже второй сезон в клубе.

Отдельная благодарность Александру Маньякову и Олегу Шигаеву из FM Sports Agency. Слышал не очень хорошие истории отношений игроков и агентов, но с ними у меня отличный диалог. Работают открыто и честно, во всем помогают. Надеюсь, сотрудничество с ними даст мне еще больший толчок в развитии.

– Какой у тебя контракт в Тамбове»?

– 130 тысяч рублей чистыми. За победу дают 70 тысяч. Ничья – 15.

– Постоянно говорят, что ФНЛ – самая сложная лига мира. Главная жесть, которую вспоминаешь?

– Лучше расскажу про Челябинск. Там же в 2013-м упал метеорит. Сам я находился в Магнитогорске, но проснулся от удара. Дома все тряслось. Страшновато, потому что не понимаешь, что происходит. Сразу позвонила сестра – она училась в Челябинске: «У нас тут что-то упало. В общежитии все окна повыбивало». В городе сразу взлетели цены на них.

Пацаны из команды потом рассказывали свои впечатления. Один сидел на туалете – выбежал голый. Другой шел по лестнице – упал. А еще в клубе играл тот, кто служил в спецназе. И вот рассказывают: «К нему забегают, а он сидит и спокойно гетры натягивает. Ему кричат: «Ты чего? Война!» – «Да мне вообще пофигу».  

Фото: fc-tambov.ru/МК (1); личный архив Марата Быстрова; fc-tambov.ru/Капитонов (11)

Оригинал интервью

Партнёры